Люблю охоту. Часть I Предыстория

Вся эта история не стоила бы, наверное, что называется и выеденного яйца или ломанного гроша, тем более описания. Но вот все у нас в России как-то по своему, по особенному. Если серьезный поэт у нас, то  со стародавних времен он почему-то - больше чем поэт. Если воровство – то это уже больше чем воровство, а как показывают последние события – скорее  политика или иначе – идеология. Вот так же и охота, учитывая хоровод вокруг нее на протяжение, уже ряда лет – это больше чем охота. То есть охота теперь у нас это не тогда когда взял, обулся в болотники, забросил за плечо старую бывалую двустволку, застегнул на поясе тертый-перетертый патронташ с пятеркой да и пошел, любуясь окрестными пейзажами искать свою удачу, дыша глубоко, и улыбаясь широко. Причем пошел на все четыре стороны – хочешь на пруд, хочешь на озеро, хочешь на речку, а нет так и на болото…

 Но извините за выражение - шиш вам. Почти у всего этого теперь ”хозяева” объявились, куда ни плюнь -  туда не ходи, сюда не ходи… бредятина до того дошла что в пределах даже одного и того же охотхозяйства в микроскопические егерские обходы заставляют отдельные путевки, совсем не дешевые брать. Везде свои порядки, свои законы и конечно свои понты. Теперь оказывается охота у нас занятие модное, статусное, а потому соответственно и дорогое. И государственные идеологи той самой идеологии всякий раз убеждают нас, что плохо у нас не только со всем остальным, но и с дичью да рыбой и как раз по этому, а не почему-то еще - так у нас и надо, так и правильно. Ну да ладно – даже поганые идеологии не вечны. Бывает-случается, их как гнилой болотный туман простым свежим ветром сдувает, а на худой конец и ураганом…

 Вышел тут недавно на одном охотничьем сайте спор не спор, перепалка не перепалка, а так полемика, скорее,  как раз по заданной теме - насчет русских охотничьих традиций и атрибутики настоящих охотников. От участников-полемистов пошли мнения и доводы, случаи да эпизоды. Как водится, обратились к нашей богатой  классической охотничьей литературе. В завершающей части, подтверждая страстность натур, некоторые спорщики незаметно перешли на личности, в формате – дурак – сам дурак – от дурака и слышу. Ну да собственно, такое окончание споров по любому поводу у людей горячих – дело обычное. Не в том суть. Пообщались мы, да и ладно, но вот осталось у меня после всего этого некое послевкусие и недосказанность какая-то, что ли  образовалась. Не выходили из головы и доводы охотников, по сути те же что были еще лет сто назад описаны русскими классиками от охоты. Для одних это ружья высокого разбора от английских, в крайнем случае, немецких мастеров и легавые оттуда же. Для других смычек гончих в сочетании со сворой борзых.  Для третьих что-то скорее связанное с памятью детства, молодостью и каким-нибудь старым ружьем, а для иных это дружная охотничья компания, обязательно в полном составе собирающаяся в заветных местах, раз за разом на очередное открытие сезона…

 Как-то привык уже в любом споре подкреплять свои доводы и аргументы примерами. Причем примерами не обязательно своими. И не, потому что их мало, и не, потому даже что, как говорят - на чужих примерах учатся умные люди. У меня-то как раз все больше учеба на своих собственных примерах шла, а потому что моя память какое-то странное свойство имеет – самые наглядные вещи сохранять. И потому еще может быть, что, многие мои примеры, пожалуй, не особо характерны будут, а стало быть, наверное - и не вполне объективны.

Словом еще толком и не напряг память по поводу поднятой темы как из каких-то дальних ее уголков, выплыл, словно на лодочке по лунной дорожке ночного озера один давний уже, эпизод имевший место как раз на озере, поздней осенью лет двадцать тому назад. Может быть, он и сформировал на подсознательном уровне мое понимание настоящего охотника и ощущение настоящей охоты. И вот память крутит назад неумолимый счетчик времени, перескакивая через двадцать прожитых  лет.  И вот мы двадцатилетние снова в начале девяностых, по мне не столько лихих, сколько сумбурных. Соотечественники, родившиеся  в середине семидесятых  и позже - едва ли помнят и в состояние осмыслить те времена. Они в то время учились в школе и как любые юнцы, прилежно или не очень решали задачки и писали диктанты, беззаботно гоняли мяч, веселились, не обращая особого внимания на серую окружающую действительность. Жили, не замечая трудностей родителей, не вникая в душевное состояние, выживающих и приспосабливающихся к надломленной системе родных людей.  Скорее в радость, словно внеочередными парадами поколением теперешних тридцатилетних соотечественников воспринимались время от времени появляющиеся тогда в Москве танки и бронемашины. В те времена  очередей почти за любой жратвой вплоть до хлеба, талонов на водку и сахар, тотального дефицита, много чего не было и много чего не хватало. Но не было тогда в России и того, что буйным цветом разрослось теперь – после начала 2000-х. Не было повсеместно демонстрируемого пафосного барства, не было презрения коммерческо-чиновничьей ”элиты” купающейся в роскоши по отношению к простому, трудовому люду, к жителям сел и деревень, к служивым людям начиная от солдат и заканчивая старшими офицерами, к старикам, толкающимся в очередях на оплату ”коммунальных” услуг. Не было тогда еще видно и результатов многолетнего глумления над великой армией, великой страны. Не было  снесенных начисто по всей стране парковых сосняков, ельников и кедрачей, не было заросших бредняком и сорным лесом миллионов гектар пахотных земель…Много чего тогда еще не было.

 В то время учился повествователь на инженерном факультете одного из московских институтов. Впрочем, учился – это, пожалуй, будет сильновато сказано. Ближе к концу 80-х, по моим настоятельным требованиям отец за 400 советских рублей купил дом в почти заброшенной деревеньке затерянной среди лесистых холмов Вышневолоцкой глухомани, что находиться на 350 километров северо-западнее Москвы.

Годов с 70-х отец частенько ездил туда на охоту с сослуживцем – уроженцем тех мест. И вот как-то на свою голову  взял он  с собой и меня лет в четырнадцать. Места тамошние мне сразу полюбились. Парковые боры, лесные озера, изобилие дичи, ширь и простор… Повсеместно по борам встречались небольшие курганы – остатки какого-то очередного древнего нашествия на Русь.

 Как-то само собой получилось, что близко сошлись мы и с местным  егерем Николаем Васильевичем Павловым - пожилым умудренным опытом, на вид строгим, но простым и душевным человеком.

Вот там, будучи юношей ”болезненным”  я в основном и учился, выздоравливая недели за три до очередной сессии. Сессии раз за разом, каким-то чудом, хоть и с опозданиями, но сдавались на глазах как у изумленных сокурсников, так и не менее изумленных преподавателей с моей кафедры. Там в лесах незаметно миновало и лихолетье первой половины 90-х.

 В процессе такой учебы, в обязательном порядке, раз в два-три месяца выбирался день ”Ч”. В этот день институт полностью задвигалася, и учебный день посвящался объезду охотничьих магазинов в центре Москвы. Патроны я тогда использовал исключительно самодельные и лишь изредка, что-либо докупал снаряженное. Стрелял тогда много так, что периодически приходилось пополнять запасы пороха, пыжей, дроби и пуль, капсюлей,  гильз и прочего припаса. Частенько ко мне прибивался и мой институтский товарищ, заядлый рыбак Макс, которого я уже с первого курса сманил в охотники. В охотничьих магазинах в те непростые времена не было никакого изобилия. Где-то с месячным опозданием, появлялась дробь. Куда-то подкинули пыжи и гильзы. А в другом месте, глядишь, продавался долгожданный порох. Так и крутились от Красных ворот до Лубянки, потом на Неглинку, а уж напоследок, как финальная точка - старый Арбат.

 Все эти магазины были хорошо известны тогда Московским охотникам. Случались и очереди за чем-то особенно дефицитным. Бывало, стояли и за ружьями подвоза, которых,  в конце восьмидесятых,  ждали месяцами. Пока стояли в этих очередях и толкались возле магазинов, ожидая конца обеденного перерыва, почти всегда возникали традиционные разговоры о сезонах,  местах,  дичи,  собаках и прочей атрибутике охоты. Кто-то рассказывал истории, кто-то обсуждал литературу, кто-то спорил, активно жестикулируя. Словом витал тогда, несмотря на непростые времена, дух радушия и доброжелательности среди охотничьей братии. Никто не сетовал как теперь на  стремительное сокращение доступных угодий и не сокрушался о столь же стремительном росте цен на любимое занятие,  которые повсеместно лепят теперь узаконенные  властью барыги от охоты. В случае покупки ружья обязательно подходили люди к сияющему от счастья покупателю, собирающему и крутящему в руках свое будущее ружье. Кто просто поглазеть, а кто по опытней, и подсказать что, посоветовать

– Тут планка  поведена,  тут кольца кривые, а тут царапина на прикладе либо цевье. Посмотри еще – не торопись! – говорил какой-нибудь пожилой мужичок, вызывая одновременно и уважение, и расстройство у новоиспеченного охотника, а так же тихое или громкое негодование,   стоящих позади привереды… Трудно себе это представить сейчас. Можно лишь вообразить каким взглядом посмотрит будущий обладатель Блайзера или Хейма на просьбу незнакомого человека, прикинуть к плечу дорогую игрушку…

 Да простит меня читатель за лирическое отступление, посвященное духу описываемого времени. По моему мнению, без этого отступления, многим, пожалуй, было бы непонятно и дальнейшее.