11:08 Двадцать девятое июня | |
 (С удовольствием посвящается гг. охотникам, плохо стреляющим и не умеющим стрелять) Побледнели и затуманились звезды... Кое-где послышались голоса... Из деревенских труб повалил сизый, едкий дым. На серой колокольне показался не совсем еще проснувшийся пономарь и ударил к обедне... Послышалось храпенье растянувшегося под деревом ночного сторожа. Проснулись щуры, закопошились, залетали с одного сада на другой и подняли свое невыносимое, надоедливое чириканье... В терновнике запела иволга... Над людской кухней засуетились скворцы и удоды. Начался утренний концерт... К развалившемуся, живописно обросшему колючей крапивой крыльцу дома отставного гвардии корнета Егора Егорыча Обтемперанского подъехали две тройки. В доме и во дворе поднялась страшная кутерьма. Все живущее вокруг Егора Егорыча заходило, забегало и застучало по всем лестницам, сараям и конюшням... Переменили одного коренного. У кучеров слетели с голов картузы, у лакея, Катькина прихвостня, засиял под носом красный фонарик, кухарок назвали «стервозами», послышалось имя сатаны и ангелов его... В пять минут тарантасы наполнялись коврами, полостями, кульками с провизией, ружейными чехлами. — Готово-с! — пробасил Аввакум. — Пожалуйте! Готово! — крикнул сладеньким голоском Егор Егорыч, и на крыльце показалась многочисленная публика. Первым вскочил в тарантас молодой доктор. За ним вполз архангельский мещанин Кузьма Больва, старичок в сапогах без каблуков, в рыжем цилиндре, с двадцатипятифунтовой двустволкой и с желто-зелеными пятнами на шее. Больва-плебей, но помещики из уважения к его преклонным летам (он родился в конце прошлого столетия) и уменью попадать в подброшенный двугривенный не брезгуют его плебейством и берут с собой на охоту. — Пожалуйте, ваше превосходительство! — обратился Егор Егорыч к маленькому седому толстячку в белом со светлыми пуговицами кителе и с анненским крестом на шее. — Подвиньтесь, доктор! Отставной генерал крякнул, стал одной ногой на подножку, поддерживаемый Егором Егорычем, толкнул животом доктора и грузно уселся возле Больвы. За генералом вскочили генеральский щенок Тщетный и лягавый Егора Егорыча Музыкант. — М-м-м... того, братец Ваня! — обратился генерал к своему племяннику, юноше-гимназисту с длинной одностволкой через спину. — Ты можешь сесть здесь, возле меня. Иди сюда! Н-да... Вот здесь. Не шали, мой друг! Лошадь может испугаться! Пустив еще раз в нос коренному табачного дыма, Ваня вскочил в тарантас, отодвинул Больву от генерала и, повертевшись, сел. Егор Егорыч перекрестился и сел рядом с доктором. На козлах, рядом с Аввакумом, примостился длинный и сухой преподаватель математики и физики в Ваниной гимназии г. Манже. Первый тарантас наполнился. Началась нагрузка второго тарантаса. — Готово? — крикнул Егор Егорыч, когда во второй тарантас, после долгих споров и беганья вокруг и около, поместились остальные восемь человек и три собаки. — Готово! — крикнули гости. — Ну? Итак, значит, трогать, ваше превосходительство? Господи, благослови, — трогай, Аввакумка! Первый тарантас покачнулся и тронулся с места. Второй, вмещавший в себе самых ярых охотников, покачнулся, отчаянно скрипнул, взял немного в сторону и, очутившись впереди первого, покатил к воротам. Охотники улыбнулись все разом и захлопали в ладоши. Все почувствовали себя на седьмом небе, но... злая судьба!.. не успели они выехать со двора, как случился скандал. — Стой! Подожди! Стой! — раздался сзади троек пронзительный тенор. Охотники оглянулись и побледнели. За тройками гнался невыносимейший в мире человек, известный всей губернии скандалист, брат Егора Егорыча, отставной капитан 2-го ранга Михей Егорыч... Он отчаянно махал руками. Тройка остановилась. — Что тебе? — спросил Егор Егорыч. Михей Егорыч подбежал к тарантасу, стал на подножку и замахнулся на Егора Егорыча. Охотники зашумели. — Что такое? — спросил покрасневший Егор Егорыч. — То такое, — закричал Михей Егорыч, — что ты Иуда, скотина, свинья!.. Свинья, ваше превосходительство! Ты отчего не разбудил меня? Отчего ты не разбудил меня, осел, я тебя спрашиваю, подлеца этакого? Позвольте, господа... Я ничего... Я его только поучить хочу! Ты почему не разбудил меня? Не хочешь брать с собой? Я помешаю тебе? Напоил меня вчера вечером нарочно и думал, что я просплю до двенадцати часов! Каков молодец? Позвольте, ваше превосходительство... Я его только раз... смажу... Позвольте! — Чего вы лезете? — крикнул генерал, растопыривая руки. — Разве не видите, что нет места? Вы уж слишком... позвольте... — Напрасно ты бранишься, Михей! — сказал Егор Егорыч. — Я не разбудил тебя потому, что тебе незачем ехать с нами... Ты не умеешь стрелять. Зачем тебе ехать? Мешать? Ведь ты не умеешь стрелять? — Не умею! Не умею я стрелять! — закричал Михей Егорыч так громко, что даже Больва заткнул уши. — Но, в таком случае, за каким чертом доктор едет? Он тоже не умеет стрелять. Он лучше меня стреляет? — Он прав, господа! — сказал доктор. — Я не умею стрелять, не умею ружье даже держать... Я терпеть не могу стрельбы... Я не знаю, зачем вы берете меня с собой... Пусть он садится на мое место! Я с удовольствием остался бы... Есть место Михей Егорыч. — Слышишь, слышишь? Зачем же ты его берешь? Доктор поднялся с явным намерением вылезти из тарантаса. Егор Егорыч схватил доктора за фалду и потянул его вниз. — Но... не рвите сюртука! Он тридцать рублей стоит... Пустите! И вообще, господа, я просил бы не беседовать со мной сегодня... Я не в духе и могу неприятностей наделать, сам того не желая. Пустите, Егор Егорыч! Я спать пойду! — Вы должны ехать, доктор! — сказал Егор Егорыч, не выпуская фалды. — Вы дали честное слово, что поедете? — Это было вынужденное честное слово! Ну, для чего ж мне ехать, для чего? — А для того, — запищал Михей Егорыч, — чтобы вы не остались с его женой! Вот для чего! Он ревнует к вам, доктор! Не езжайте, голубчик! Назло не езжайте! Ревнует, ей-богу, ревнует! Егор Егорыч густо покраснел и сжал кулаки. — Эй вы! — крикнули с другого тарантаса. — Михей Егорыч, будет вам ерундить! Идите сюда, нашлось место! — Михей Егорыч ехидно улыбнулся. — А что, акула, — сказал он, — чья взяла? Слышал? Нашлось место! Назло поеду! Поеду и буду мешать! Ни черта не убьешь! А вы, доктор, не езжайте. Пусть лопнет от ревности. Егор Егорыч поднялся и потряс кулаками. Глаза его налились кровью. — Негодяй! — сказал он, обращаясь к брату. — Ты не брат мне! Недаром прокляла тебя матушка-покойница! Батюшка скончался во цвете лет через твое безнравственное поведение! — Господа! — вмешался генерал. — Я полагаю... достаточно. Братья, родные братья! — Он родной осел, ваше превосходительство, а не брат! Не езжайте, доктор! Не езжайте! — Трогай, чтобы черт побрал вас... А-а-а... Черт знает, что такое! Трогай! — крикнул генерал и ударил кулаком в спину Аввакума. — Трогай! Аввакум ударил по лошадям, и тройка тронулась с места. Во втором тарантасе писатель, капитан Кардамонов, взял себе на колени двух собак, а на их место усадил ретивого Михея Егорыча. — Счастье его, что нашлось место! — сказал Михей Егорыч, усаживаясь в тарантас. — А то бы я его... Опишите-ка этого разбойника, Кардамонов! Кардамонов послал в прошлом году в «Ниву» статью под заглавием «Интересный случай многоплодия среди крестьянского народонаселения», прочел в почтовом ящике неприятный для авторского самолюбия ответ, пожаловался соседям и прослыл писателем. Согласно предначертанному плану действий, решено было ехать прежде всего на крестьянский сенокос, находящийся в семи верстах от имения Егора Егорыча, — ехать на перепелов. Приехавши на сенокос, охотники вылезли из тарантасов и разделились на две группы. Одна группа, имея во главе генерала и Егора Егорыча, направилась направо; другая, с Кардамоновым во главе, пошла налево. Больва отстал и пошел сам по себе. На охоте он любил тишину и молчание. Музыкант с лаем побежал вперед и через минуту согнал перепела. Ваня выстрелил и не попал. — Высоко взял, черт возьми! — проворчал он. Щенок Тщетный, взятый «приучаться», услышав первый раз в жизни выстрел, залаял и, поджав хвост, подбежал к тарантасам. Манже выстрелил в жаворонка и попал. — Нравится мне эта птичка! — сказал он, показывая доктору жаворонка. — Проваливайте... — сказал тот. — Вообще я просил бы вас не беседовать со мною... Я сегодня не в духе. Отойдите от меня! — Вы скептик, доктор! — Я-то? Гм... А что значит скептик? Манже задумался. — Скептик — значит человеке... человеке, нелюбец, — сказал он. — Врете. Не употребляйте тех слов, которых вы не понимаете. Отойдите от меня! Я могу наделать неприятностей, сам того не желая... Я не в духе... Музыкант сделал стойку. Генерал и Егор Егорыч побледнели и притаили дыхание. — Я выстрелю! — прошептал генерал. — Я... я... позвольте! Вы во второй раз уж того... Но не удалась стойка. Доктор от нечего делать пустил камешком в Музыканта и попал между ушей... Музыкант взвизгнул и подскочил. Генерал и Егор Егорыч оглянулись. В траве послышался шорох, и взлетел крупный стрепет. Во второй группе зашумели и указали на стрепета. Генерал, Манже и Ваня прицелились; Ваня выстрелил, у Манже осеклось... Поздно было! Стрепет полетел на курган и опустился в рожь. — Полагаю, доктор, что... не время теперь шутить! — обратился генерал к доктору. — Не время-с! — А? — Не время теперь шутить! — Я не шучу. — Неловко, доктор! — заметил Егор Егорыч. — Не брали бы... Кто вас просил брать меня? Впрочем... не желаю объясняться... Я не в духе сегодня... Манже убил другого жаворонка. Ваня согнал молодого грача, выстрелил и не попал. — Высоко взял, черт возьми! — проворчал он. Послышались подряд два выстрела: Больва уложил за курганом своей тяжелой двустволкой двух перепелов и положил их в карман; Егор Егорыч согнал перепела и выстрелил. Подстреленная перепелка упала в траву. Торжествующий Егор Егорович поднял ее и поднес генералу. — В крылышко, ваше, превосходительство! Жива еще-с! — Н-да... Жива... Надо предать скорой смерти. Сказавши это, генерал поднес перепелку ко рту и клыками перегрыз ей горло. Манже убил третьего жаворонка. Музыкант сделал другую стойку. Генерал сбросил с головы фуражку, навел ружье... «Пиль!» Взлетел крупный перепел, но... мерзавец доктор торчал как раз на области выстрела, почти перед дулом. — Прочь! — крикнул генерал. Доктор отскочил, генерал выстрелил, и, разумеется, дробь опоздала. — Это низко, молодой человек! — крикнул генерал. — Что такое? — спросил доктор. — Вы мешаете! Черт вас просит мешать! По вашей милости я промахнулся! Черт знает, что такое — из рук вон! — Да вы-то чего там кричите? Пфф... не боюсь. Я генералов не боюсь, ваше превосходительство, а в особенности отставных. Потише, пожалуйста! — Удивительный человек! Ходит и мешает, ходит и мешает, — ангел выйдет из терпения! — Не кричите, пожалуйста, генерал! Кричите, вот, на Манже! Он, кстати, боится. Хорошему охотнику никто не помешает. Скажите лучше, что стрелять не умеете! — Довольно-с! Вам слово — вы мне десять... Ванечка, дайка сюда пороховницу! — обратился генерал к Ване. — Для чего ты пригласил на охоту этого бурбона? — спросил доктор Егора Егорыча. — Нельзя было, брат! — ответил Егор Егорыч. — Нельзя было не взять. Ведь я ему того... восемь тысяч... Э-хе-хе, братец! Не будь этих проклятых долгов... Егор Егорыч не договорил и махнул рукою. — Правда, что ты ревнуешь? Егор Егорыч отвернулся и прицелился в высоко летевшего коршуна. — Ты его потерял, молокосос! — раздался громовый голос генерала. — Ты потерял его! Он сто рублей стоит, поросенок! Егор Егорыч подошел к генералу и осведомился, в чем дело? Оказалось, что Ваня потерял генеральский патронташ. Начались поиски за патронташем, и охота была прервана. Поиски продолжались час с четвертью и увенчались успехом. Нашли патронташ охотники и сели отдохнуть. Во второй группе перепелиная охота была тоже не совсем удачна. В этой группе Михей Егорыч был тем же, чем доктор в первой, даже хуже. Он выбивал из рук ружья, бранился, бил собак, рассыпал порох — словом, выделывал черт знает что... После неудачных выстрелов по перепелам Кардамонов со своими собаками погнался за молодым коршуном. Коршуна подстрелили и не нашли. Капитан 2-го ранга убил камнем суслика. — Господа, давайте анатомировать суслика! — предложил письмоводитель предводителя дворянства Некричихвостов. Охотники сели на траву, вынули перочинные ножи и занялись анатомией. — Я в этом суслике ничего не нахожу, — сказал Некричихвостов, когда суслик был изрезан на мелкие кусочки. — Даже сердца нет. Вот кишки так есть. Знаете что, господа? Поедемте-ка на болота! Что мы тут можем убить? Перепела — не дичь, то ли дело кулички, бекасы... А? Едем? Охотники поднялись и лениво направились к тарантасам. Приближаясь к тарантасам, они сделали залп по свойским голубям и убили одного. — Ваше превосх... Егорыгорч! Ваше... Егорч... — закричала вторая группа, увидев отдыхающую первую. — Ау, ау! Генерал и Егор Егорыч оглянулись. Вторая группа замахала фуражками. — Зачем? — крикнул Егор Егорыч. — Дело есть! Драхву убили! Скорей сюда! Первая группа драхве не поверила, но к тарантасам пошла. Усевшись на тарантасы, охотники порешили оставить перепелов в покое и, согласно маршруту, проехать еще пять верст к болотам. — Я ужасно горяч на охоте, — обратился генерал к доктору, когда тройки отъехали версты на две от сенокоса. — Ужасно. Отца родного не пощажу. Уж вы того... извините старику! — Гм... — Каким добряком, шельмец, стал! — шепнул Егор Егорыч доктору на ухо. — Что значит мода пошла дочек за докторов отдавать: хитер его превосходительство! Хе-хе-хе... — А просторней стало! — заметил Ваня. — Да. — Отчего бы это? Совсем просторно. — Господа, а Больва где? — хватился Манже, Охотники посмотрели друг на друга. — Где Больва? — повторил Манже. — Должно быть, на той тройке. Господа, — крикнул Егор Егорыч: — Больва с вами? — Нету, нету! — крикнул Кардамонов. Охотники задумались. — Ну, черт с ним! — порешил генерал. — Не ворочаться же за ним! — Надо бы, ваше превосходительство, воротиться. Слаб уж очень. Без воды умрет. Не дойдет. — Захочет, так дойдет. — Умрет старичок. Ведь ему девяносто! — Пустяки. Подъехав к болотам, наши охотники просто-таки обозлились. Болота были запружены охотниками, и вылезать из тарантасов поэтому не стоило. Немного подумав, охотники порешили проехать еще пять верст, к казенным лесам. — Кого же вы там стрелять будете? — спросил доктор. — Дроздов, орлиц... Ну, тетеревов. — Так-с. Ну, а что поделывают мои несчастные больные? И зачем вы меня взяли с собой, Егор Егорыч? Эх! Доктор вздохнул и почесал затылок. Подъехав к первому попавшемуся леску, охотники повылезли из тарантасов и начали совещаться, кому идти направо и кому налево. — Знаете что, господа? — предложил Некричихвостов. — В силу того закона, так сказать, в некотором роде природы, что дичь от нас не уйдет... Гм... Дичь от нас не уйдет, господа! Давайте-ка прежде всего подкрепимся! Винца, водочки, икорки... балычка... Вот тут на травке. Вы какого мнения, доктор? Вам лучше это знать: вы — доктор. Ведь нужно подкрепиться? Предложение Некричихвостова было принято, Аввакум и Фирс разостлали два ковра и разложили вокруг них кульки со свертками и бутылками. Егор Егорыч порезал колбасы, сыру, балыка, Некричихвостов раскупорил бутылки, Манже нарезал хлеба... Охотники облизнулись и возлегли. — Ну-с, ваше превосходительство! По маленькой... Охотники выпили и закусили. Доктор тотчас же налил себе другую и выпил. Ваня последовал его примеру. — А ведь тут, надо полагать, и волки есть, — глубокомысленно заметил Кардамонов, посматривая искоса на деревья. Охотники подумали, поговорили и минут через десять порешили, что волков, надо полагать, нет. — Ну-с? По другой? Пропустим-ка! Егор Егорыч, вы чего смотрите? Выпили по другой. — Молодой человек! — обратился Егор Егорыч к Ване. — Вы-то чего думаете? Ваня замотал головой. — Но при мне можешь, — сказал генерал. — Без меня не пей, но при мне... Выпей немножко! Ваня налил рюмку и выпил. — Ну-с? По третьей? Ваше превосходительство... Выпили по третьей. Доктор выпил шестую. — Молодой человек! Ваня замотал головой. — Пейте, Амфитеатров! — сказал покровительственным тоном Манже. — При мне можно, но без меня... Выпей немного! Ваня выпил. — Чего это небо сегодня такое синее? — сказал Кардамонов. Охотники подумали, потолковали и через четверть часа порешили, что неизвестно, отчего это небо сегодня такое синее. — Заяц... заяц... заяц!!! Держи! За бугром показался заяц. За ним гнались две дворняги. Охотники повскакали и ухватились за ружья. Заяц пролетел мимо, помчался в лес, увлекая за собой дворняг, Музыканта и других собак. Тщетный подумал-подумал, посмотрел подозрительно на генерала и тоже помчался за зайцем. — Крупный!.. Вот его бы... Как это мы... прозевали? — Да. Чего же эта бутылка тут того... Это вы не выпили, ваше превосходительство? Э-э-э-э... Так вот вы как? Выпили по четвертой. Доктор выпил десятую, с остервенением крякнул и отправился в лес. Выбрав самую широкую тень, он лег на травку, подложил под голову сюртук и тотчас же захрапел. Ваню развезло. Он выпил еще рюмочку, принялся за пиво, и в нем взыграла душа. Он стал на колени и продекламировал двадцать стихов из Овидия. Генерал заметил, что латинский язык очень похож на французский... Егор Егорыч согласился с ним и добавил, что при изучении французского языка необходимо знать похожий на него латинский. Манже не согласился с Егором Егорычем, заметив, что не место толковать там про языки, где сидит физико-математик и стоит так много бутылок, добавив, что ружье его прежде дорого стоило, что теперь нельзя найти хорошего ружья, что... — По восьмой, господа? — Не много ли будет? — Ну-у-у. Что вы? Восемь и много? Вы, значит, не пили никогда! Выпили по восьмой. — Молодой человек! Ваня замотал головой. — Полно, ну-ка, по-военному! Вы так хорошо стреляете... — Выпейте, Амфитеатров! — сказал Манже. — При мне пей, но без меня... Выпей немного! Ваня отставил в сторону пиво и выпил еще рюмочку. — По девятой, господа, а? Какого мнения? Терпеть не могу числа восемь. Восьмого числа у меня умер отец... Федор. То есть Иван. Егор Егорыч! Наливайте! Выпили по девятой. — Жарко, однако. — Да, жарко, но это не помешает нам выпить по десятой? — Но... — Плевать на жару! Докажем, господа, стихиям, что мы их не боимся! Молодой человек! Покажите-ка пример... Пристыдите вашего дядюшку. Не боимся ни хлада ни жары... Ваня выпил рюмочку. Охотники крикнули «ура» и последовали его примеру. — Солнечный удар может приключиться, — сказал генерал. — Не может! — Однако бывали же случаи... Мой крестный умер от солнечного удара... — Вы, доктор, как думаете? Может ли при нашем климате удар приключиться... солнечный, а? Доктор! Ответа не последовало. — Вам не приходилось лечить, а? Мы про солнечный... Доктор! Где же доктор? — Где доктор? Доктор! Охотники посмотрели вокруг себя: доктора не было. — Где же доктор? Исчезоша? Яко воск от лица огня! Ха-ха-ха... — К Егоровой жене отправился! — ляпнул Михей Егорыч. Егор Егорыч побледнел и уронил бутылку. — К жене его отправился! — продолжал Михей Егорыч, кушая балык. — Чего же вы врете? — спросил Манже. — Вы видели? — Видел. Ехал мимо мужик на таратайке... ну, и он сел и уехал. Ей-богу. По одиннадцатой, господа? Егор Егорыч поднялся и потряс кулаками. — Я спрашивал: «Куда вы едете?» — продолжал Михей Егорыч. — «За клубникой, — говорит. — Рожки шлифовать. Я, — говорит, — уж наставил рожки, ну, а теперь шлифовать еду. Прощайте, — говорит, — Милый Михей Егорыч! Кланяйтесь, — говорит, — свояку Егору Егорычу!» И этак еще глазом сделал... «На здоровье», — говорю... хе-хе-хе. — Лошадей!!! — крикнул Егор Егорыч и, покачиваясь, побежал к тарантасу. — Скорей, а то опоздаешь! — крикнул Михей Егорыч. Егор Егорыч втащил на козлы Аввакума, вскочил в тарантас и, погрозив охотникам, покатил домой. — Что же все это значит, господа? — спросил генерал, когда скрылась из глаз белая фуражка Егора Егорыча. — Он уехал... На чем же, черт возьми, я уеду? Он на моем тарантасе уехал! То есть не на моем, а на том, на котором мне нужно уехать... Это странно... Гм... Дерзко с его стороны... С Ваней сделалось дурно. Водка, смешанная с пивом, подействовала, как рвотное. Нужно было везти Ваню домой. После пятнадцатой охотники порешили тройку уступить генералу, с тем только условием, чтобы он, приехавши домой, немедленно выслал свежих лошадей за остальной компанией. Генерал стал прощаться. — Передайте ему, господа, — сказал он, — что... что так делают одне только свиньи. — Вы, ваше превосходительство, векселя его протестуйте! — посоветовал Михей Егорыч. — А? Векселя? Нда-с... Пора уж ему... Нужно честь знать. Я ждал, ждал и, наконец, утомился ждать! Скажите ему, что протест... Прощайте, господа! Прошу ко мне! Охотники простились с генералом и положили его в тарантас рядом с заболевшим Ваней. — Трогай! Ваня и генерал уехали. После восемнадцатой охотники отправились в лес и, постреляв немного в цель, улеглись спать. Перед вечером приехали за ними генеральские лошади. Фирс вручил Михею Егорычу письмо с передачей «братцу»; в этом письме была просьба, за неисполнение которой грозилось судебным приставом. После третьей (проснувшись, охотники повели новый счет) генеральские кучера уложили охотников в тарантасы и развезли по домам. Егор Егорыч, приехавши домой, был встречен Музыкантом и Тщетным, для которых заяц был только предлогом, чтобы удрать домой. Посмотрев грозно на свою жену, Егор Егорыч принялся за поиски. Были обысканы все кладовые, шкапы, сундуки, комоды — доктора не нашел Егор Егорыч. Он нашел другого: под жениной кроватью обрел он псаломщика Фортунатова. Было уже темно, когда проснулся доктор... Поблуждав немного в лесу и вспомнивши, что он на охоте, доктор громко выругался и принялся аукать. Ответа на ауканье, разумеется, не последовало, и он порешил отправиться пешечком. Дорога была хорошая, безопасная, светлая. Двадцать четыре версты он отмахал в какие-нибудь четыре часа и к утру был уже в земской больнице. Побранившись всласть с фельдшерами, акушеркой и больными, он принялся сочинять огромнейшее письмо к Егору Егорычу. В этом письме требовалось «объяснение неблаговидных поступков», бранились ревнивые мужья и давались клятвы не ходить никогда более на охоту — никогда! — даже и двадцать девятого июня. А.П. Чехов | |
| Категория: Литературная СТР. | Просмотров: 944 | | |
| Всего комментариев: 0 | |