Из жизни натуралиста "ПРЕСТУПЛЕНИЕ"

Кажется, чего проще — достать птенцов белого аиста! Ведь это одна из обыкновеннейших, а местами и многочисленных птиц западных и юго-западных областей нашей Родины. Вы только побывайте на Украине, и сами убедитесь в правильности моих слов.

Вот перед вами украинская деревенька с ее садиками, хатками, с ее чистотой и уютом. В жаркий полдень вы идете вдоль ее улиц. По сторонам сквозь листву деревьев белеют постройки, рдеет на солнце черешня, а на огромном гнезде, выстроенном на соломенной крыше, стоя дремлет крупная белая птица — аист. Загляните за окраины селения — и там увидите аиста. Он спокойно бродит по сырому зеленому лугу, зорко всматривается в траву и порой склевывает добычу.

Как деревенская ласточка-касатка, как сизый голубь, белый аист с незапамятных времен стал спутником человека. Для своих гнезд они особенно охотно используют крыши украинских хаток и поселяются не только в маленьких деревеньках, но часто и на окраине большого города. В июне и июле они бывают заняты аистятами.

Да, белый аист почти домашняя птица. Но попробуйте достать хоть одного птенца, и вы столкнетесь с невероятными трудностями. Ни один хозяин не позволит вам потревожить аиста, воспользоваться его птенцами. Он вам охотно продаст гуся, курицу, любую домашнюю птицу, но только не аиста. Аист пользуется исключительной любовью и покровительством.

Мне хочется рассказать об одном проступке, который я совершил лет сорок тому назад. Из гнезда аиста, устроенного на хате, я без разрешения хозяина вынул четырех птенцов. Как просто это сделать сейчас! Достаточно обратиться к председателю сельсовета, объяснить ему, для чего нужны аистята, и, конечно, все будет улажено тихо и без всяких историй. Тогда же я столкнулся с непреодолимым препятствием. Мое твердое убеждение, что дикая птица аист — не частная собственность, побудило меня нарушить общеизвестные правила. Однако расскажу все по порядку.

В том году мне было необходимо достать для зоопарка четырех молодых аистов, и я, проводя каникулы на Украине, решил взять их из гнезда, как только они несколько подрастут и окрепнут.

Был у меня в то время один знакомый — замечательный дед: высокий, стройный и седой как лунь В своей семье и среди односельчан он пользовался большим авторитетом. К нему я и решил обратиться за помощью. Однажды вечером, когда мы сидели с ним на завалинке и болтали о разных вещах, я решительно приступил к делу.

— Дедушка, говорят, у вашей дочки в Поповке на крыше гнездятся аисты? — спросил я.

— Гнездятся, очень давно гнездятся — наверное, лет пятнадцать, как они это гнездо свили, — ответил старик.

А нельзя ли, дедушка, как-нибудь достать из гнезда птенцов? Вы ведь знаете, что я собираю здесь всяких птиц для Москвы, а аистов у меня нет, они же мне, ну, просто необходимы.

— Да ведь они не мои, а дочкины. Как достанешь?

— Вот я и хочу, дедушка, попросить, чтобы вы об этом с дочкой поговорили. Я ведь человек чужой, мне неудобно, а вы свой — она, наверное, согласится. Я же охотно заплачу за них что следует.

— Поговорить-то можно, да только, я полагаю, не согласится она. По нашему обычаю, нельзя забижать эту птицу.

— Всякую, дедушка, птицу обижать жалко, я сам это ребятам говорю, но когда это необходимо, то чем же аист от других птиц отличается? Я сам видел, как аист в своем же дворе цыплят ловит. Почему же вы его так бережете? Ведь сыч, которого вы так не любите, куда полезнее аиста.

— Верно это, только для нас аист — птица особая — нельзя ее забижать, беды можно наделать.

— Но вы, дедушка, все-таки с дочкой поговорите, я вас очень прошу убедить ее, что ничего страшного нет аиста продать.

— Ладно, поговорю, только убеждать не стану, — ответил дед. — У нее своя голова есть, пусть сама и решает.

На этом наш разговор закончился, и я, простившись со стариком и обещав ему заехать на днях, отправился домой.

Прошло условленное время. Я вновь заглянул к своему знакомому, но без слов, по одному взгляду, понял, что из моей затеи ничего не вышло. Как ни велик был авторитет деда в семье, на этот раз он потерпел поражение. Он ничего не добился, и, по его словам, получилась одна неприятность. Дочка наотрез отказалась продать аистят и велела передать мне, что москвичу нехорошо сбивать с толку честного старого человека.

Не зная, что предпринять дальше, я приуныл.

— Поезжайте в Лисички, — сказал мне в утешение дед. — Там живет одна вдова, она шибко жадна на деньги и, может быть, согласиться продать аистов. Они у нее на сарае гнездятся.

На другой день я был в Лисичках.

— Тетка, у тебя яички продажные есть? — спросил я женщину, стиравшую белье под навесом, на крыше которого помещалось гнездо с пятью крупными аистами.

— Есть. Сколько тебе?

— Да мне немного, с десяток.

— Десяток… — разочарованно протянула она. — Возьми сотню, мне деньги нужны, дешево отдам.

— Сотню мне не надо.

— А не надо, так и совсем не продам, — отрезала она и вновь уткнулась в корыто.

— Послушай, тетка, хочешь я тебе за четыре сотни яиц заплачу, а вместо яиц ты мне отдай четырех вот этих аистят, — кивнул я головой на гнездо аиста.

Я был уверен, что значительная сумма денег и мой подход возымеют действие, и ждал соответствующего эффекта. Но эффект получился совершенно противоположный.

Женщина выпрямилась над корытом и окинула меня уничтожающим взглядом.

— Ты что, сдурел, что ли! — бесцеремонно оборвала она. За этим последовал взрыв гнева. Но я не стал выслушивать направленных по моему адресу выкриков и поспешил убраться от раздраженной владелицы аистов.

Я также был раздосадован и всячески старался себя успокоить. «Какое мне дело, — думал я, — до сварливой бабы и до всей ее ругани». Но, представьте себе, я и в этом ошибся. Баба оказалась чрезвычайно вредной и, широко распустив слух о моих намерениях, поставила меня в крайне затруднительное положение.

— Вон тот дядька, что черногузив шукает, — указал на меня Пальцем один из ребят, когда спустя несколько дней я проезжал через хутор, расположенный по меньшей мере в семи километрах от Лисичек.

Эти слова были для меня хуже приговора. Мне стало ясно, что путь к добыче необходимых птиц был отрезан.

Я бесповоротно решил завладеть аистятами если не мирным путем, то силой. Конечно, я не мог это сделать близко от места, где жил. Это вызвало бы массу неприятностей. Необходимо было выехать за черту, где меня не знали, куда не успела проникнуть дурная слава о моих намерениях. Вскоре представился удобный случай.

В 20 километрах от совхоза, где я гостил у своего приятеля, утопал в зелени маленький городок Валки. По четвергам там бывал большой базар, и я, получив ряд поручений, с сыном кладовщика Ваней ранним утром выехал в Валки на беговых дрожках. В задней части дрожек мы тщательно закрепили веревками прикрытую брезентом большую корзинку. К десяти часам мы были на месте и, закончив дела и объехав улицы городка, нашли, что искали.

На соломенной крыше сарая в глубине двора помещалось гнездо аиста. В нем сидели пять крупных птенцов. Сарай примыкал к лугу, к нему можно было подъехать с этой стороны. Запасшись терпением, мы ждали момента, когда жители отправятся на базар.

Но вот все подготовлено, время настало. На дрожках приближаемся с задов к сараю, еще несколько минут, и четыре аистенка с нашей помощью перекочевывают с гнезда в корзину.

— Марийка, — слышится крик с противоположной стороны улицы, — смотри, у тебя по крыше кто-то лазает!

Этот крик был сигналом к нашему спешному отступлению.

Дрожки, прыгая по кочкам, пересекают луг, выбираются на торную дорогу и несутся прочь от селения. Как ни странно, но в тот момент я не ощущал ни волнения, ни стыда за свой поступок. Единственное чувство — бесконечная благодарность к нашей лошадке — наполняло мое сердце. Она несла нас с такой быстротой, что по сторонам лишь мелькали предметы, ветер бил в лицо и свистел в ушах.

— Но куда же мы едем? — спохватился я спустя полчаса, когда Валки скрылись на горизонте, а позади никого не было видно. Ведь нам нужно ехать к западу, а дорога все сильнее отклонялась к югу.

Я встал на дроги и осмотрелся кругом.

Насколько хватает глаз, во все стороны широко раскинулась холмистая степь. Какой необъятный простор, какая красота! Какой воздух! Он как будто напоен запахом созревающего хлеба. Далеко впереди, справа от дороги, я заметил человеческую фигуру. Решив расспросить о нашем пути, мы подъехали возможно ближе. Это был загорелый, черноволосый мальчик. Он стоял близ курени на своей бахче и, заслонившись от солнца ладонью, смотрел на нас.

— Мальчик! — крикнул я, не слезая с дрог. — Иди-ка сюда, мне тебя спросить надо.

Но мальчуган не двигался с места.

— Да подойди поближе, что ты боишься! — повторил я свою просьбу.

— Да, знаю, у тебя змея в кармане, — наконец, недоверчиво протянул он.

Я подскочил от этих слов как ужаленный. Вот так репутация! Оказывается, меня и здесь знали, за много километров от моего дома. Действительно, на всякий случай я всегда носил с собой маленькие мешочки и, если мне попадалась змея, интересная мышь, ящерица или другая живность, сажал ее в мешочек и засовывал в карман куртки.

В тот памятный день нам не суждено было добраться домой. Колеся по степи в поисках верной дороги, мы в конце концов наскочили на вкопанный в землю столбик и поломали дрожки. Поневоле мы были вынуждены добраться до ближайшего перелеска и заняться там починкой.

Настала чудная украинская ночь. В хлебах отбивали звонкую дробь перепела; в сырых понижениях балок беспрерывно кричали коростели. Какое удовлетворение я ощущал в этот вечер! После многих неудач и неприятностей я все же наконец достал молодых аистов. Эта забота отпала, и я, казалось, мог отдохнуть и заняться другими делами!

Однако я жестоко ошибся. Долгожданные аистята совершенно связали мне руки, так как нуждались в беспрерывной кормежке. За день они съедали невероятное количество всевозможной пищи. В том году было обилие грызунов-вредителей — мышей и полевок. И вот я с утра отправлялся на поля, где косили пшеницу, и спустя два-три часа наполнял небольшое ведро убитыми грызунами. К огорчению, этой порции хватало ненадолго. Четыре птенца-обжоры расправлялись с ней в более короткий срок, чем я затрачивал на мышиную ловлю. Они вновь бродили за мной, жадными глазами смотрели мне в руки, просили пищи. Тогда я вооружался палкой, засучивал до колен брюки и бил в болоте лягушек. После этой охоты я возвращался мокрый и грязный, но довольный, что птенцы будут накормлены досыта.

Спустя несколько дней кожа на икрах моих ног от постоянного пребывания в воде, на ветру и солнце потрескалась и распухла. И тогда эта охота за лягушками стала для меня истинным мучением, но я не мог от нее отказаться, так как с каждым днем птенцы требовали пищи все больше и больше. В то время как мои товарищи действительно пользовались каникулярным отдыхом, я по горло был занят заботой о добывании пищи моим вечно голодным питомцам. Я вздохнул свободнее, когда однажды погибла старая лошадь совхоза. Я срезал с погибшего животного большие куски мяса и, сохраняя их на льду, кое-как прокормил аистят до отъезда в Москву. После этого мне стало ясно, почему аисты редко гнездятся большими колониями, а чаще поселяются парами, выстраивая гнезда на значительном расстоянии друг от друга. Ведь только немногие болота, густо заселенные лягушками и змеями, в состоянии прокормить несколько семей аистов, каждый птенец которых обладает столь неумеренным аппетитом.