Лунная СИМФОНИЯ

Наблюдали  ли   вы   когда-нибудь   прелесть природы зимой при лунном свете в густом лесу или в редколесье, или почти на открытом месте в лесосеке — вырубке? Охотникам приходится бывать в такое время в лесу. Да, есть охота при лунном свете, перед рассветом, почти еще зимой — охота на раннем весеннем глухарином току, когда токование совпадает с лунными ночами, при чистом, безоблачном небе. Хочу рассказать об одной такой лунной ночи на лесосеке, воспоминание о которой никогда не исчезает из моей памяти.

   Зима тогда стояла долгая. В двадцатых числах апреля я отправился на глухариный ток. По дороге зашел к знакомому леснику, но не застал его. Пошел один. В полночь, в полнолунье, при ясном небе, я уже находился у кромки вырубленной лесосеки, где остановился метрах в двухстах от токовища.

   Невдалеке стоял старый, могучий таежный лес. Под защитой стены этого леса, так называемой кулисы (полоса леса, находящаяся между двумя вырубленными лесосеками), рядом с ним на сплошной широкой ленте вырубленной лесосеки, вдоль нее рос неширокой полосой молодой хвойный подрост, а перед ним тянулся полоской мелкий осинник и березник, среди которого на прогалинах кучками росли тоненькие прутики кустов малинника. Эта лесосека длиной в два километра теперь, зимой, была бела, как простыня. Кое-где еще оставались несрубленными одиночные березы и рос небольшой кустарник, торчали из снега пни и занесенные снегом кучи несожженного хвороста. Зимняя лесовозная дорога, по которой я пришел, тянулась по открытому месту вдоль   этой   вырубки-лесосеки.

   Облюбовав местечко, я устроил ночлег, натаскал хворосту и разжег костер. Ток по числу глухарей был небольшой. Знали его только я и лесник, поэтому охота всегда была спокойной и интересной. Отправившись в кулису за пихтовыми лапами на постель, я услышал шорох приближающихся лыж, а вскоре на свет костра подошел лесник. Он сообщил, что накануне, на утренней игре браконьеры разбили наш заветный ток, не пощадили и глухарок. Сообщение как громом поразило меня. Не было лишь известно, весь ли ток уничтожен или частично. Посидели, погоревали. Вспомнили, как на этом току много лет охотились. Лесник был занят, ушел на работу. Я остался с тяжелыми думами. И в самом деле, нет для охотника-глухарятника большего несчастья, чем лишиться долгие годы охраняемого им глухариного тока. Но мне все же никак не верилось, что ток разбит. Я решил утром лично проверить и токовище  и  прилегающие массивы  леса.

Наступила ночь. Луна щедро освещала лес и лесосеку. Войдя в кромку кулисы, где теплее и где нет ветра, я выбрал место для ночлега и разжег новый костер.

   Сидел я у костра и думал о нашем токе. Он был взращен нами. Шесть лет терпеливо, упорно охраняли мы ток и очень расчетливо, по-хозяйски охотились: не брали с тока за одну весну более одной трети от числа поющих глухарей. Чтобы никто не мог опознать местонахождение токовища, надо было обеспечить отвод случайных охотников от наших следов, от выстрелов и от убитых глухарей. Поэтому во время охоты на току мы не оставляли следов: не ходили на ток и не охотились до полного таяния снега. Если при отстреле падало глухариное перо, я подбирал его и закапывал в землю.

Весеннюю проверку наличия тока — «наслушивание» игры глухарей на нем, а также их количество, я производил в период крепких настов, что исключало появление на снегу моих следов и проломов наста. Отстреливая за весну не более двух, редко трех глухарей, я делал за восемь-десять дней весенней охоты только два-три выстрела в полной темноте и обязательно в рабочий день (среди недели), когда охотников в лесу мало. И последнее — добытый глухарь находился в крошнях, и уходил я с тока густым лесом, затем малыми тропками и, лишь отойдя на значительное расстояние от токовища, я выходил на проселочную дорогу и по ней, обходя стороной деревни, направлялся в город. Кроме того, в летне-осенний период я никогда не охотился в районе токовища.

   Я точно помню, что в год открытия мной этого тока на нем играло только три глухаря. А через пять лет охоты-охраны на току играло семь глухарей...

Костер догорал, я пошел за хворостом. Выбрав пенек, сел и стал разглядывать заснеженный лес. Я вспомнил рассказ одного охотника о красоте зимней лунной ночи в лесу. Тогда-то и родилось у меня желание узнать, в чем состоит эта красота. Я набрался терпения и решил понаблюдать за освещенными луной предметами: елками, березами, сучками на них да веточками, пеньками да валежником, торчащим из снега.

   Расположился поудобнее. Медленно и пристально стал рассматривать окружающее. Бросил взгляд на срубленную осенью осинку с неопавшими сухими листьями, выглядывавшую из-под снега. Веточки и листочки деревца были покрыты хлопьями снега, как новогодняя елочка, опушенная ватой. Затем привлек внимание снежный конус, тяжестью своей склонивший на сторону двухметровую пихточку. Дальше, много правее, лежало покрытое снегом валежное дерево с необрубленными ветвями. А между снежным конусом и валежиной росло около десятка небольших красивых сосенок и несколько осинок, покрытых пухлым снегом. А левее и правее, и ближе, и дальше этих предметов было бело от чистого снега.

   Не знаю, как долго я наблюдал, но только совсем непонятное что-то получилось: мне показалось, будто все примелькавшееся и ничем не привлекательное — деревья, кусты и ветки, покрытые пушистым снегом, — словно кто-то подменил. «Что это? — думаю. — Показалось, что ли? Или со зрением что-то не ладно?.. Почему это все стало видеться не как днем? То же, да не то же!..». Стараясь лучше рассмотреть открывшуюся мне красоту, я сосредоточенно, напрягая зрение, вновь и вновь вглядывался в каждый предмет. Но что это? Все пропало! Словно был мираж и исчез... А ведь все предметы — не своих местах, только теперь они в своем обычном, будничном, даже каком-то сером виде! Значит показалось. Я был огорчен. Но, взглянув на небо, понял: внезапно наплывшие сплошные облака закрыли луну — и пропало   волшебство,   исчезло   видение.

Неподвижность вызвала озноб, потянуло   к   теплу.   Да   и   требовалось   отдохнуть, согреться, набраться сил, ведь уже скоро рассвет — глухари заиграют... Я закрыл глаза, но сонливость прошла. Видно, что-то запомнилось из виденного,  понравилось  и  вспомнилось.

  Вдруг луна вновь осветила лесосеку. Я поспешил с желанием "продолжить" внезапно прерванное наблюдение. И вот я взглянул и не поверил поразившей меня красоте! Я закрывал глаза, открывал их и смотрел, смотрел, стараясь убедиться, наяву ли это? Все — от растущей в кулисе седой ели-великана с широкой развесистой кроной, до маленькой травинки-былинки а лесосеке, приветливо кивавшей своим сухим зонтиком,— все, покрытое то снежными мягкими шапками причудливой формы, то бугорками, а то как будто изогнутыми линейками пушистого снега, — полное безмолвие, освещенное лунными лучами, приобрело какую-то таинственную ласкающую глаз красоту, совершенно контрастную в красоте при дневном свете. И будто все стало хрупким, прозрачным, как хрусталь, окрашенным в блекло-молочный цвет. Отражая свет луны, находившейся справа, все заснеженное блестело, искрилось всеми цветами радуги. Я двигал головой вправо и влево, и по мере движения с такой же быстротой менялись цвета огоньков на заснеженных предметах. Они как будто играли со мной,   эти  огоньки-бриллианты...

   Я присел. Прищурившись и вглядываясь в эти вспыхивающие, взрывающиеся огоньки-звездочки, я предался воспоминаниям.
   Луна уже скатилась на север, а я все еще не вставал. Погруженный в думы, я все же заметил происшедшую смену ночи на утро: лунный свет ослабевал   и   уступал   место   дневному.

   То утро, после вдохновенной лунной ночи, я провел на своем глухарином току. Он был цел и невредим. Осторожно подходя к поющим глухарям, я любовался их красотой и игрой и вдоволь наслушался их чарующих песен. В   то   утро   я   не   снял   ружье  с   плеча...
 

Автор    Н. ГЛУМОВ
Рисунки   В.СИМОНОВА   и   В.ЕСАУЛОВА
Журнал «Охота и охотничье хозяйство», №6/ 1972г