Наша - Тяга.

Тяга! Насколько же это теплое и дорогое слово для нас охотников России. Сколько раз долгими зимними вечерами память возвращает нас в середину апреля в заветное место, куда-нибудь на лесную поляну к небольшим елочкам, где чуть поодаль стоит старая береза. Сколько уже раз мы встречали прохладные или теплые, сырые или пронзительно, кристально чистые и ясные апрельские вечера, стоя на ковре из полегшей под снегом пожухлой, напитанной влагой,  душистой прошлогодней травы, устланной прелыми листьями кустов, ольхи и березы. Сколько раз, стараясь дышать полной грудью, ловили мы запахи хвои, перемешанные со свежестью исходящей от  последнего заскорузлого снега, дух влажной  земли освобождающейся от ледяного плена. Сколько раз в самом начале сезона наш слух жадно ловил  первые осторожные,  робкие птичьи трели и уже позднее, скорее отвлекающий безудержный вечерний концерт маленьких лесных солистов и их беспрестанную возню, тихое журчание ручейка, что размывает последний лед в ближайшем ельнике, а позже  монотонное лягушачье бурление в соседней низине.  Но главное, что в апрельский вечер с нетерпением и извечной мыслью – Полетят ли?,  ловит среди звуков весны и ждет наш напряженный слух, это то за чем собственно мы и забрались кто в дебри за сотни километров от дома,  а  кто просто отойдя от околицы, на несколько сот шагов.

   От протяженности этого расстояния не меняется ни суть, ни то необъяснимое состояние радости, свободы и душевного праздника которое охватывает в этот момент человека одаренного любовью к природе и своей земле – Русской земле. И не важно где будет встречена эта первая и все последующие зорьки - среди Карельских ли гряд,  среди Вятских, Костромских, Псковских, Тверских или любых других лесов или перелесков, на зарастающих ли вырубках, в полевых закрайках или березовых колках. Это не важно!  Десятки и наверное даже сотни тысяч родственных душ, кто-то с компанией, а кто в одиночку и никак иначе, будут с нетерпением ждать в своих любимых местах одного и того же – ждать далекого, нарастающего,  троекратно повторяемого звука – Хор, Хор, Хор-хрр  - Хор, Хор, Хор-хрр…

   Ну, казалось бы, что в этом звуке такого особенного. Что особенного в небольшом буровато, сероватом куличке, то порхающем подобно бабочке над самой головой, то стремительно проносящемся на ветру над макушками высоких деревьев. И размером то он меньше чирка или вяхиря. Но разве сравнишь с чем-нибудь ожидание тянущего невзрачного куличка? Разве сравнишь, с какой либо другой, ту  улыбку, которая сама собой появляется на лице в момент, когда утвердишься в том, что услышал на краю слуха долгожданные звуки и в том, что они начали приближаться? Разве сравнишь с чем-нибудь то волнение, которое охватывает охотника в этот момент? Отсюда и промахи, и азарт до трясучки рук и большая радость, когда бережно поднимаешь с пожухлой травы свой трофей. А в стороне над окутанным легким сумраком лесом уже снова доносится магическое и завораживающее хорканье очередного тянущего вальдшнепа.

   Казалось бы, все уже известно заранее, все повториться, но в этом самом повторенье и есть жизнь. Ведь с каким порой нетерпением, после промелькнувшего лета во время ненастий осеннего межсезонья ждем мы зиму. Ждем белую тропу, ждем первый лед, а потом в конце долгой и нудной  зимы, с еще большим нетерпением ждем весну, ждем апрель и мечтаем. Мечтаем о первых щелчках или первом робком - Чуффиышш на глухарином или тетеревином току, ждем страстную осадку подсадной и начавшего описывать круги  жвякающего нарядного жениха, ждем гусей в полях и моховых болотах – ждем свою охотничью удачу, свой праздник, свой триумф или свое фиаско, это уж как решит судьба или, может еще как Бог даст. Но как бы не любили мы встречать весенние рассветы, как бы не убивались в походах к заветным местам – тяга, описанная чуть ли не всеми Русскими классиками, все равно найдет свое особое место в нашей терпеливой душе. Ведь, слава Богу, никакими вновь принятыми бестолковыми законами, правилами или мнениями,  нельзя отменить прилет птиц весной в родные места!

   Как невозможно отменить, вечернюю тягу лесных куликов на просторах Родины, так невозможно  отменить и нашу тягу к весенним полям, лесам, изведанным и неизведанным просторам, потому что она у нас в крови, так же как и у них. Я знавал убеленных сединой стариков охотников, которые в силу возраста уже оставили охоту, но все же один раз за весенний сезон находили в себе силы взять ружье и дойти до мест тяги. По вальдшнепам они не стреляли. Смотрели,  слушали весну и, наверное, доказывали самим себе, что они еще ничего, они еще могут удержать ружье – значит  еще чего-то стоят, что они еще охотники, а стало быть, защитники - воины! И это чувство, неизменно придавало энергию, давало жизненные силы  и еще, наверное, давало надежду - надежду дожить до новой весны…

   Вряд ли  забудет охотник, как впервые услышал вальдшнепа, первый раз попав на тягу с отцом, дедом, дядькой, егерем или товарищем. Не забудет, как падал после волнительных промахов первый, самостоятельно добытый, кулик и как трепетно и осторожно поднимали его,  юношеские почти детские ручонки, а бывает и подрагивающие от волнения руки достаточно зрелого человека. Случается, что охотник дремлет в человеке долгие годы. Его закручивает и берет в оборот, учеба, армия, работа, семья, заботы, дача… а потом, случайно, попав на охоту с друзьями или знакомыми он, вдруг, понимает что чувствует природу и охоту. Так и начинается погружение в эту благородную страсть, так и появляется эта непреодолимая тяга к охотничьим путешествиям и приключениям.

   Ведь каждая новая тяга сулит новые встречи с  весной, с природой и ее обитателями. Нередко на тяге увидишь гоняющихся друг за другом зайцев, где-то в стороне пройдет лось, по соседству уже в темноте почуфыкают тетерева. Доводилось наблюдать на тяге куниц, которые, не замечая неподвижного человека, резвились неподалеку. Несколько раз метров на десять-пятнадцать подходили проходящие мимо стада кабанов. А последние две весны на тяге в глухих и безлюдных местах, после пары тройки дуплетов метрах в ста, на опушке начинали трещать кусты и валежник. Так, показывает свое неудовольствие производимым шумом  хозяин окрестностей – медведь. В сгущающейся темноте его не видно за густыми зарослями опушки, но и без этого смею вас заверить ощущения очень даже острые! Бояться тут нечего. Такой медведь вас не тронет – это лишь его демонстрация, его предупреждение, о том кто, с его точки зрения, хозяин этих мест.

   У каждого своя весна, своя охота и своя любовь в этой охоте. Как ни крути, а охотничий календарь у каждого свой. Но, пожалуй, те кто идет весной за глухарем как за мясом меня не поймут, потому что вальдшнеп намного меньше глухаря. Я не упрекну этих людей, особенно если этими глухарями нужно кормить семью, не упрекну их, если они в далекой глубинке  поведут приезжих охотников за несколько сотен рублей  на ” свои ” тока. Потому что им детей нужно кормить, лечить, одевать и учить. В нашей нынешней капиталистической, очень мягко говоря, социально безответственной ( правильнее было бы сказать – преступно безответственной ) действительности, один Бог им судья.

   Не выбивайте только всех глухарей, да и любое другое зверье под ноль, не выметайте метлой – оставьте детям и внукам, не уподобляйтесь хапугам, дорвавшимся по блату или за взятки до леса и оставившим после себя не раскорчеванные помойки. Не будет им счастья от их бабок, встанут они им поперек глотки рано или поздно. Вероятно, не поймут меня и те, кто не видит трофея в дичи меньшей по размеру, чем подсвинок. Дам ”новым” охотникам добрый совет – найдите егеря, охотничий лексикон которого не ограничивается словами – кабан или лось, сходите с ним на вечерку сами, возьмите детей. Дайте послушать,  покажите им таинственного лесного кулика и если возникнет у них желание, позвольте выстелить по нему. Очень возможно, что именно в этот вечер в детях и пробудится поэтическая любовь к природе, зародиться подлинная охотничья страсть, а не любовь к стрельбе по живым мишеням…

    После длинного, начинающегося, как правило, часа в два-три ночи, тяжелого, но  счастливого весеннего охотничьего дня, перед падением на койки, всегда приятно принять с устатку ”наркомовскую” сотку.  При звонкой встрече дружеских кружек, повсеместно  произносятся у нас одни и те  же  слова: