Эту краткую автобиографию Евгений Фёдорович написал в конце 1980-х годов по просьбе своего друга, преподавателя огневой подготовки курсов «Выстрел» Александра Абрамовича Лови. В нынешнем году исполнилось 95 лет со Дня рождения знаменитого оружейника, и мы признательны его сыну – Михаилу Евгеньевичу Драгунову, любезно предоставившему этот уникальный материал для публикации на страницах «МР», дополнив его важными комментариями.
Родился я в городе Ижевске 20 февраля 1920 года. Отец мой был в то время партийный работник, а мать – учительница. Она окончила женскую гимназию и дополнительный педагогический класс. Мои деды и прадеды со стороны матери – рабочие Ижевского оружейного завода.
В 1934 году после окончания школы-семилетки (я поступил в неё в 7 лет, а принимали в школу тогда с 9) передо мной встал вопрос: куда идти? Мне хотелось поступить в заводскую школу ФЗУ – там учили почти четыре года и выпускали рабочих высокой квалификации (6-7 разряда) и одновременно давалось среднее образование. Но лет мне было 14, а там принимали с 16.
И тут вновь организовали дневное отделение Ижевского индустриального техникума. Я, недолго думая, сдал документы и заявление. Парень для 14 лет я был здоровый (рост 167 см), и у меня ничего не спросили, кроме заявления и свидетельства об окончании семилетки. Приёмные экзамены сдал успешно, на «4» и «5», и меня приняли.
Окончил техникум в 1938 году с квалификацией техника-технолога. Часть выпускников готовили для оружейного производства, часть – для станкостроительного и инструментального. Программа была одна и та же, но практику с I курса проходили в соответствующих цехах. Я начал свою практику со ствольного цеха.
Защита диплома у меня была 2 июля 1938 года, а 7 июля всех выпускников, которые были распределены на Ижевский завод, принял директор завода А.И. Быховский и беседовал с нами часов около трёх. Он с каждым поговорил и дал назначение. Меня назначил в ложевой цех. Я, видимо, непроизвольно сделал недовольную мину, но он сказал, что там нет ни одного технолога со специальным образованием, а «Вас мне рекомендовали как способного молодого человека». Впоследствии я не пожалел об этом.
В 1939 году, осенью, я был призван на военную службу. Попал служить в 273-й корпусной артполк. После карантина был направлен в батарею топографической разведки. Прослужив там около месяца, был направлен во фронтовую школу артиллерийской инструментальной разведки (в Хабаровске) и окончил её осенью 1940 г. Окончил я школу с отличием, и мне сразу было присвоено звание «младший комвзвода».
Во время учебы начальство заметило, что, помимо того, что я не только хорошо стреляю, но и отлично знаю материальную часть табельного оружия (кроме пистолета ТТ). Дело в том, что я увлекался стрелковым спортом с 1934 года. Ещё до поступления в техникум, в том году, выполнил норму «Ворошиловского стрелка» 1-й ступени. В техникуме, в 1937 году сдал нормы «Ворошиловского стрелка» 2-й ступени и окончил школу инструкторов стрелкового спорта. Так что в армию я пошёл отлично подготовленным в стрелковом деле.
Когда пошли первый раз стрелять – лежа на дистанцию 100 метров по головной мишени, за мной закрепили винтовку. Когда её осмотрел, то увидел, что штык у неё ходит ходуном. Естественно, что она не могла кучно бить, хотя состояние канала ствола было хорошее. Я накануне, перед стрельбой, во время чистки оружия, спрятав штык под гимнастёрку, вышел на конюшню (в кузницу) и, обмотав штыковую трубку тряпкой, сжал её ударами молотка.
На другой день на стрельбище я первый раз все три выстрела положил влево от мишени, не поразив её, но все три пробоины легли так кучно, что их можно было закрыть современной пятикопеечной монетой (имеется в виду монета 1961 г. – прим. составителя).
Командир отделения начал меня отчитывать: дескать, прицеливаться не умеешь, на что я ответил, что винтовка не пристреляна. Оказавшийся тут же командир батареи спросил: «А пристрелять винтовку можешь?» Я сделал расчёт поправки, а затем, на пеньке, с помощью молотка и медной части сломанной протирки сдвинул мушку. Следующие три выстрела легли точно в центр, даже кучнее, чем первые три.
После вечерней проверки, на которой мне была объявлена благодарность за отличную стрельбу, меня вызвал командир батареи. По его просьбе я показал ему удостоверение инструктора по стрелковому спорту и «Ворошиловского стрелка» 2-й ступени. Он сказал: «Всё ясно», и с тех пор на самоподготовке я вёл занятия с курсантами своего взвода по материальной части стрелкового оружия и стрелковый тренаж (вхолостую).
В начале сентября 1940 года начальник штаба школы задал мне вопрос, могу ли я делать мелкий ремонт стрелкового оружия. Ответил положительно, а когда окончил школу, то через несколько дней был назначен приказом на должность оружейного мастера. И когда в начале войны образовали Дальневосточное артиллерийское училище на базе трёх учебных подразделений, в том числе и нашей школы, я был уже назначен старшим оружейным мастером. Но я был один – и старший, и «младший» на 16 учебных батарей, где в сумме было около 2 тысяч винтовок, два десятка ручных пулемётов ДП и другое оружие, а также личное оружие офицеров. В общем, я всё время был в работе, а опыт по эксплуатации оружия получил огромный.
В декабре 1945 года я был демобилизован со второй очередью. Прибыв домой, недели через две пошёл в отдел кадров завода, где раньше работал. Принимавший меня инспектор отдела кадров спросил о моей воинской специальности, и узнав, что я был ремонтником, сказал, что мне подойдёт работать в конструкторском отделе. Он тут же позвонил замглавного конструктора Валентину Петровичу Камзолову, который пришёл, побеседовал со мной и принял меня на должность исследователя, то есть испытателя оружия.
Начал я с исследования механизма подачи винтовки обр. 1891/30 гг. (карабина обр. 1944 г.). Появилась такая неприятная задержка – «зацепление» закраин патронов в магазине при снаряжении из обоймы. К июлю 1946 года, по существу пройдя по ходу мысли С.И. Мосина, мы (над проблемой работала группа из четырёх человек) нашли причину. Дело было в том, что в 1930 году изменили форму закраины гильзы и материал: вместо латуни стали использовать биметалл, что и явилось причиной появления задержки. Требовался некоторый пересмотр конструкции механизма. Но, поскольку дело шло к свёртыванию производства винтовки, то менять ничего не стали; только уточнили отдельные параметры.
При проведении этого исследования мне приходилось ставить эксперименты и решать некоторые конструкторские вопросы, что у меня иногда получалось довольно успешно. И когда в августе 1946 года была организована конструкторская группа по проектированию магазинного карабина под патрон обр. 1943 г. (было такое задание), то меня влили в эту группу.
С 1946 по 1948 гг. мы сделали два варианта карабина, прошли дважды полигонные испытания. На конкурсе были конструкции В.А. Дегтярёва, Н.В. Рукавишникова, С.Г. Симонова. Последний испытывал даже два варианта карабина. После первого тура оставили наш карабин и С.Г. Симонова.
Карабин для повторного конкурса пришлось дорабатывать мне и получилось так, что от первого варианта осталась только конструкция игольчатого штыка и решения кое-каких мелких узлов. На этот раз мы победили в конкурсе. Была изготовлена серия карабинов для войсковых испытаний, но на этом дело и кончилось. Назывался карабин МК-74 (магазинный карабин завода №74; так тогда именовался Ижевский машиностроительный завод).
В 1948 году на базе снайперской винтовки обр. 1891/30 г. с кронштейном обр. 1942 г. (конструкции Д.М. Кочетова) и прицелом ПУ я сделал снайперскую винтовку МС-74 (модернизированная снайперская, завода №74), которая на конкурсе соревновалась с образцом С.Г. Симонова, заняла первое место, показав подавляющее превосходство. У неё был массивный ствол (граммов на 500 тяжелее штатного), быстросъёмный кронштейн. Её можно было заряжать из обоймы (с установленным прицелом, чего не позволял кронштейн Кочетова – прим. составителя). Кучность боя была раза в 2,5–3 лучше штатной винтовки. Образец был рекомендован для внедрения, но на том дело и кончилось.
В 1949 году была начата плановая работа по проектированию спортивных целевых винтовок, и я до 1958 года включительно, вместе с Иваном Андреевичем Самойловым, крупным специалистом по технологии ствола, имевшим уникальный опыт в этом деле, начал работать в этой области. Работали мы довольно успешно. За эти годы было разработано и поставлено на серийное производство 7 моделей произвольных винтовок (от С-49, представлявшей собой по сути дела тюнингованную винтовку обр. 1891/30 гг. до серии «Стрела», «Зенит» и «Тайга», технические решения которых продолжали использоваться в ижевских произвольных винтовках вплоть до начала 1970-х годов – прим. составителя).
В 1958 году мне поручили работу по проектированию самозарядной снайперской винтовки. Скажу откровенно, что я не верил в то, что мне удастся «выдать» образец, который по своим характеристикам превзойдёт «старушку» трёхлинейку 1891/30 гг.
Я хорошо знал бой винтовки Токарева СВТ, Симонова обр. 1936 г.: ни одна из них не удовлетворяла поставленным требованиям по кучности и надёжности. Дело осложнялось ещё и тем, что под наш винтовочный патрон с закраиной не было создано надёжного магазина и системы в целом. Но когда втянулись в работу, то оказалось, что мне «повезло» по сравнению с другими конструкторами. Дело в том, что я сам умел прилично стрелять (имел 1-й спортивный разряд), был чемпионом и призёром зональных соревнований (Урала и Поволжья), и, конечно, республиканского и городского уровня. Это обстоятельство помогало мне самому оценить бой оружия и понимать, как оно себя ведёт при выстреле. В этом было моё крупное преимущество перед конкурентами; опыт работы с целевым оружием со счетов не сбросишь, он пригодился.
Когда мы дали первый образец на испытания (в ЦНИИТочмаш), то он по кучности произвёл, можно сказать, сенсацию. Бой был отличный, но образец ломался в среднем через каждые 500–800 выстрелов и плохо работал по надёжности в спецусловиях. Наши соперники – известные конструкторы С.Г. Симонов и ковровский конструктор А.С. Константинов, выглядели по сравнению с нами не в пример лучше. Особенно хорошо работала винтовка Константинова, и сделана она была весьма оригинально. В общем, Александру Семеновичу (Константинову) творческой выдумки было не занимать. Но и тот, и другой не имели опыта работы с оружием высокой кучности боя. А что касается автоматики, то она у них работала отлично (особенно у А.С. Константинова).
В конце концов, к 1962 году, в конкурсе остались А.С. Константинов и я. У С.Г. Симонова образец был забракован. В общем, не считая заводских испытаний, я выходил на внешние испытания шесть раз. Немного больше выходил Константинов.
И вот, как может некоторым показаться странным, у нас с Константиновым, несмотря на то, что мы были конкуренты, как-то установились приятельские отношения, перешедшие в дружбу, которая продолжается до сих пор (написано в 1989 году – прим. составителя).
Мы с ним сразу заключили соглашение: принародно образцы друг у друга не хаять, но с глазу на глаз – говори, что хочешь и критикуй решения соперника. Это мы с ним неизменно выдерживали. В общем, военные, имевшие отношения к испытаниям, глядя на нас удивлялись, а однажды Константинов сказал: «Мы с тобой, Фёдорыч, новую эру открыли…».
В конце августа – начале сентября 1962 года были проведены войсковые испытания винтовки, и после её доработки в 1963 году она была запущена в производство. 2 июля 1963 года постановлением Совета Министров винтовка была принята на вооружение, и ей было присвоено наименование «СВД».
В общем, за время работы конструктором с 1946 по 1980 гг. мною было выполнено 27 разработок. Из них половина – с «нуля». Имел я дело и с охотничьим оружием, занимался и автоматом под пистолетный патрон (имеется в виду пистолет-пулемет ПП-71, впоследствии – КЕДР – прим. составителя).
В работе над спортивным оружием, кроме И.А. Самойлова, принимали участие Иван Ефимович Семеновых (с 1966 по 1988 гг. – главный конструктор – прим. составителя), Р.А. Сулейманов, К.Ф. Узлова и А.П. Светличная.
В начале 1960 года, после окончания Ленинградского Военмеха, начал со мной работать Юрий Константинович Александров. Он оказался способным конструктором, и мы с ним прошли через все испытания (участие Ю.К. Александрова в создании СВД было отмечено орденом «Трудового Красного Знамени»; в дальнейшем он принимал участие в конкурсе на создание 5,45-мм комплекса, около трёх десятилетий был заместителем главного конструктора – прим. составителя). Нельзя не отметить техника-конструктора Анфису Павловну Светличную, которая была «асом» по оформлению технической документации. Когда на испытания предъявляли документацию (чертежи, схемы и т.п.), то у нас её в пример другим ставили.
И особенно хочется вспомнить добрым словом слесаря-механика высшей квалификации Виктора Гавриловича Леонтьева. Он собирал первые образцы и прошёл все испытания от первых неудач до финального триумфа. Нельзя не упомянуть и мастера-ложейника Петра Михайловича Пермякова.
У меня всегда были хорошие отношения с рабочими опытного цеха и производства, что помогало мне быстро и качественно решать возникавшие производственные вопросы.
МР.
