Герман В. Е.
1 августа
Итак, сегодня мы едем. Через два дня начинается охота, а до места около 700 километров. Путешествие довольно сложное — на автомашине, поездом и пароходом, а последние двенадцать километров пешком. Вещи уже собраны — солидный запас патронов, охотничье обмундирование, палатка, котелки, все самое необходимое. Едем на целый месяц в далекие и глухие места Горьковской области.
Жить будем в палатке, останавливаясь там, где понравится и, конечно, где много дичи и рыбы. Мой товарищ и постоянный спутник по охоте Леонид, не только спаниелист-охотник, но и рыболов. Он везет с собой, помимо пары спаниелей и ружья, еще и всевозможные рыболовные снасти.
Мои четвероногие друзья — спаниели Чарлик, Дэли, Кармен и Дези — уже несколько дней сильно нервничают. Они знают, что приближается отъезд, и не отходят от вещей. Кармен взгромоздилась на рюкзак и никого из собак к нему не подпускает — рычит страшным голосом. Чарлик, тот более догадливый, — не отходит от ружья. Он знает, что без ружья я не уеду, а значит, он меня и не прозевает. В эти дни, когда вечером я прихожу с работы, собачки, после первых минут буйной радости, все вчетвером ходят за мной по пятам. Боятся, как бы не уехал без них. Особенно старается Чарлик. Чтобы обратить на себя внимание, он все время стремится угодить: приносит тапочки, калоши, какие-то тряпки и настойчиво сует их в руки. Бери, дескать, пригодится!
Сейчас восемь часов вечера. Значит, до отъезда остается три часа. В одиннадцать приедет Леонид — и наше путешествие начнется. Представляю, как будут вести себя собаки. Сколько визгу и лая будет, как стремительно они бросятся усаживаться в машину, торопясь занять свои постоянные места.
3 августа
Вот мы и на месте. Уже два часа сидим на полянке, в березовой роще, около костра. Быстро темнеет. Вещи сложены в палатке, но наша шестерка спаниелей не захотела оставаться там. Они полукругом лежат около костра и щурятся на огонь. В котелке аппетитно булькает закипающий суп — «кондер», или «шурпа», как зовется он на охотничьем языке. Леонид «священнодействует» — он нарезает лук, помидоры, сало и в строго установленном порядке опускает их в котелок... К этой работе меня не допускает: нет должной «квалификации». Мне доверяется только черновая работа: чистить картофель и рыбу, щипать и потрошить дичь. Надо сказать, что «шурпа» у Леонида получается превосходная и мы поедаем ее без остатка. Да и собаки от нее в восторге.
Сидя у костра, с удовольствием вспоминаем наше путешествие сюда из Москвы. Особенно хорошо запомнился случай на вокзале в Горьком, когда мы садились в грузовую машину, чтобы доехать до пристани. На вокзальной площади собралось много людей, с интересом рассматривающих наших спаниелей. Почему-то решили, что приехал цирк с дрессированными собаками, и засыпали нас вопросами. Собачки отличились: они замирали над положенными перед ними кусками сахара, брали их только по команде, приносили нам брошенные палки, а при погрузке в машину выстроились в очередь и терпеливо ждали, пока я их одну за другой подам наверх в кузов к Леониду. Ну, словом, настоящие цирковые собаки!
После ужина ложимся отдохнуть. Светает рано, в четыре часа надо быть на месте. Это совсем недалеко — всего 300 метров. Итак, завтра начинается охота, а значит — первая дичь, первые выстрелы, первые охотничьи переживания. Впереди же целый месяц интересной охотничьей жизни.
4 августа
Молочно-белый туман низко стелется над болотом. Солнце еще не взошло, но на востоке все ярче и ярче разгорается оранжевая заря.
Светло-зеленая осока густо покрывает заболоченные луга. В стороне, за низкорослыми кустами и густым ольшаником, причудливо извиваясь, бежит речка. Временами ее зеркальная поверхность блестит перед нами и снова скрывается в зарослях.
Вокруг отдельных водоемов буйно растут камыш и рогоза, чередуясь с тростниковыми зарослями. Кое-где среди болотных трав и кустов виднеются лужицы воды, подернутые ржавчиной.
Вот первые лучи солнца прорвались из-за горизонта, и болото сразу преобразилось. Из блекло-матового оно превратилось в яркое, красочное.
Зеленее стала трава, заблестела вода в лужицах, а между травами заиграли, переливаясь серебром, диски паутины, покрытые мельчайшими брызгами росы.
Чист и прозрачен августовский воздух. Широко и привольно дышит грудь. Кругом, куда достигает взгляд, расстилается бескрайняя зеленая пойма. Пьянящий аромат трав плывет над землей. Высоко в небе парит над болотом седой, почти серебристый лунь, высматривая добычу.
Мы с Леонидом медленно продвигаемся вдоль болота. Он — почти по самому берегу речки, я — метрах в ста влево. Впереди нас, рассыпавшись широким веером, работают наши спаниели. Они то исчезают, как бы ныряя в высокой траве, то вновь выскакивают на поверхность. Временами то одна, то другая собака встает «свечкой», вертикально, стараясь поймать на чутье верхние течения воздуха.
Вот одна из собак Леонида, кофейно-пегая Лайма, что-то прихватывает и тянет к небольшому заросшему озерку. Ее дочь — молодая черно-пегая Лойка — присоединяется к матери и, энергично работая купированным хвостиком, тоже переходит с поиска на потяжку. Почти одновременный бросок двух собак, — из густой осоки выскакивает чирок и стремительно мчится вперед.
Леонид вскидывает ружье. Гулко раскатывается в утреннем воздухе выстрел. Густой белой пеленой стелется над болотом пороховой дым. Чирок, как-то неловко, на бок, падает в заросли ракитника.
Приверженность Леонида к дымному пороху опять помешала ему увидеть результат выстрела. Он растерянно смотрит на меня и не знает, упал чирок или улетел дальше. Рукой показываю ему место падения птицы, но из ракитника уже вылезает Лайма с уткой в зубах и спешит к хозяину. Первый выстрел удачный.
Моя Кармен тоже перешла на потяжку и, извиваясь, как бы «струясь» по траве, устремилась вперед. С резким чирканьем впереди собаки вылетает старый бекас. С огромной скоростью, бросаясь из стороны в сторону и набирая высоту, он уходит влево. Ловлю бекаса на мушку, беру упреждение и нажимаю спуск.
Одновременно с выстрелом бекас, сложив крылья, наискось падает в осоку. Посылаю туда Кармен, и вот она, с довольным видом, как бы улыбаясь, высоко подняв голову, несет мне птицу. Блестящая, черная шерсть Кармен лоснится от росы, а весь торжествующий вид словно говорит: «Вот как мы его!»
Опять заработали собаки по «горячему» следу. Но на этот раз не по бекасу. Кто-то бежал в траве и не взлетал: коростель! Собаки знают, как справиться с быстроногой птицей. Вчетвером они берут коростеля «в окружение» и со всех сторон прыжками бросаются на него. Я не ошибся. Из травы, неуклюже свесив ноги, поднимается дергач и низко летит над луговиной.
Коростель летит медленно, по прямой и спешить с выстрелом не надо. Спокойно выцеливаю птицу и стреляю — дергач комочком падает в заросли камыша.
На этот раз птицу находит рыжая Дэли. Она работает хуже остальных собак, единственная из четырех не имеет полевого диплома, но мастерски разыскивает убитую дичь. Однажды осенью она разыскала убитого бекаса, случайно скрывшегося под водой и запутавшегося там в густых сплетениях болотных корневищ. Другие собаки, поспевшие к месту падения птицы раньше Дэльки, ничего не могли поделать, рыжая же быстро определила местонахождение бекаса и, погрузив голову, достала его со дна. С тех пор она у нас получила прозвище «тяжелой артиллерии» и постоянно выручает нас, оправдывая это прозвище с честью.
Собаки то и дело поднимали бекасов, коростелей, курочек, нашли несколько дупелей, спугнули стайку турухтанов и даже «сработали» одного кроншнепа.
Впереди большая густо заросшая заводь. Здесь надо ждать кряковых уток. С двух сторон мы подошли к воде. На плесе утиные перья, в ряске — наброды жирующих уток. Значит, кряквы есть. И сейчас же пара перелинявших селезней с шумом поднялась с воды. После дуплета один из них шлепнулся в воду, другой, работая только одним крылом, опустился в заросли тростника. Кармен бросилась к убитому, Чарлик — к подранку. Убитого наповал селезня Кармен быстро извлекла из воды. Подранок же, очевидно, стал удирать в тростник, Чарлик, отдавая голос, вязко преследовал его в зарослях.
Я присел на кочку и закурил. Чарлик — большой специалист по уткам: ни один подранок не уходит от него, он даже ныряет за ними. И, действительно, не прошло и десяти минут, как собака выплыла из тростника с селезнем в зубах.
Вскоре мы нашли большой выводок кряковых, и наши спаниели успешно поработали по нему.
Мы сделали привал на берегу речки, искупались, сварили обед и отдохнули. Охоту продолжали вечером, когда спала жара, и только к сумеркам, усталые и изрядно нагруженные добычей, возвратились к палатке.
На следующий день решили половить рыбу, а пока под звонкий и многоголосый концерт лягушек мы крепко заснули до утра.
10 августа
Лес встретил нас тенистой прохладой. Вековые сосны и ели перемежались с кудрявыми березками и стройными осинами; местами попадались молодые дубки, клен и орешник. Между деревьями росла зеленая, сочная трава, усеянная лесными цветами, а над ней, как колючие шары и пирамиды, — кусты можжевельника.
Лесные поляны и старые, уже поросшие мелколесьем порубки были сплошь покрыты брусникой, костяникой, кустами гонобобеля и черники. Из травы выглядывали всевозможные грибы — ярко-красные в белых крапинах мухоморы, рыжие подосиновики, нежно-розовые сыроежки и толстые белые грибы с темно-коричневыми шляпками.
Солнце еще не взошло. Роса покрывала кусты и траву, обозначая наш путь темно-зелеными извивающимися стежками. Лес начал просыпаться. Первые птицы еще неуверенно перекликались в кустах и на деревьях. Некоторые из них, наиболее ранние, уже начинали свой утренний концерт, наполняя лес пением и щебетанием. Где-то вдали музыкальными переливами звучал голос желны и резко, по-кошачьи, кричали сизокрылые сойки.
Сегодня мы решили поохотиться на тетеревов. Нужно до восхода солнца попасть в их излюбленные места и захватить выводки на кормежке. Спаниели трусили «у ноги»: им еще не разрешено идти в поиск. А в лесу так много соблазнительных запахов, так хочется поскорее пуститься галопом по высокой траве, разыскивая пока невидимую дичь! И собаки то и дело нетерпеливо смотрели на нас, как бы спрашивая: «Не пора ли начинать?»
Я спустился в овраг, поросший по бокам ельником. На дне оврага — заросли малины и ежевики, покрытые ягодами. Леонид пошел верхом вдоль оврага.
Собаки начали втягивать носом воздух и рваться вперед. Я снял с плеча ружье и подал команду: «Искать!» Вся четверка дружно бросилась в заросли ягодника, и сейчас же, совсем рядом, с характерным треском крыльев вырвался выводок рябчиков и веером разлетелся в разные стороны.
Первый раз стрелял слишком близко и увидел, как рябчик невредимым скрылся за деревьями. Успел поймать на мушку вторую, уже далеко отлетевшую, птицу и выстрелил из другого ствола. Рябчик, неловко кувыркаясь в воздухе, упал в траву. К нему устремилась малышка — коричневая Дези, энергичная и азартная собака, уже в семимесячном возрасте получившая полевой диплом. Она быстро поймала подранка и с торжествующим видом принесла мне первую добычу.
Наверху также прогремел выстрел. Леонид успел подметить одного рябчика, севшего почти на самую макушку высокой ели и снял его оттуда. Мы отозвали собак и пошли дальше. Нужно не запоздать в тетеревиные места.
Вот мы и дошли. Молодой смешанный лес, обилие полянок, ягодник и кусты. Муравьиные кучи разрыты, много «купальниц» в песке, везде тетеревиные перья. В росистой траве свежие следы — совсем недавно здесь прошел тетеревиный выводок. Пустил спаниелей. Собаки горячились на свежих набродах и рвались вперед. Первой прихватила бегущих птиц Дезька, к ней присоединилась Лайма. С шумом взлетела матка и с клохтаньем скрылась в березняке. Старку стрелять нельзя. Вслед неуклюже поднялся начавший чернеть тетеревенок и, провожаемый четырьмя выстрелами, также улетел за матерью.
Мы с укором посмотрели друг на друга: не горячиться! И когда собаки подняли сразу пятерых тетеревят, взлетевших с одного места, двумя дуплетами мы свалили трех птиц.
Охотились до жары, отыскали еще несколько тетеревиных выводков и двинулись в обратный путь через заросшую порубь. Леонид пошел прямо, а я в обход по широкой просеке.
«Вряд ли можно здесь ждать кого-нибудь», — решил я и повесил ружье на плечо. Вдруг собаки засуетились, заискали. Едва я успел сбросить с плеча ружье, как поднялся старый, иссиня-черный косач и полетел вдоль просеки. После выстрела он упал на землю и, как заяц, бросился удирать. Чарлик, Кармен и Дезька устремились за ним. Вот они почти уже настигли бегущую птицу, но тетерев вильнул в сторону, и Чарлик с Кармен проскочили мимо. Маленькая Дезька с полного хода повернула за косачом и накрыла его лапами. С трудом подняв тяжелого петуха, она почти волоком потащила ко мне добычу. Чарлик и Кармен следовали за ней и с завистью смотрели на счастливицу. За порубью встретил Леонида. Он поднял пару вальдшнепов и одного из них взял. В сосновом мелколесье сели отдохнуть и покурить. Усталые собаки легли вокруг нас. Только Чарлик незаметно скрылся в лесу. Внезапно мы услыхали резкий, гнусавый крик, и на поляне появился Чарлик с молодым, но уже подросшим зайцем в зубах. Пришлось изрядно поругать пса за недозволенную самовольную охоту. К счастью, Чарлик не сильно помял зайчонка и, выпущенный на волю, он быстро ускакал от нас.
16 августа
Леонид увлекся рыбной ловлей и не пошел со мной. Я же решил разведать новые места на речке, к которой мы перенесли вчера наш «лагерь». Собак оставил отдыхать, взяв с собой только Чарлика.
День выдался не жаркий. Шел я вдоль речки по заросшим, заболоченным лугам. Местами мы пересекали большие площади трясины, и тогда почва колебалась под ногами. На лугах встречались озерки, заводи и старицы, по краям заросшие остролистом и хвощом. На зеркальной поверхности красиво выделялись белоснежные лилии и ярко-желтые кувшинки.
Большая деревня стояла на высоком берегу реки. Перед самой деревней на заболоченной пойме мы нашли множество бекасов, отлично подпускавших и меня, и собаку. То и дело с характерным чмоканьем вырывались они из густой осоки.
День был праздничный. Молодежь вышла за околицу деревни к реке и с интересом наблюдала за моей охотой. В этих местах охотники не стреляют бекасов: крошечная, но слишком быстрая и верткая птица. Незнакомый охотник с маленькой, длинноухой, никогда не виданной в этих краях собакой, непрерывно стреляющий по бекасам, привлек внимание молодежи. Каждый мой удачный выстрел сопровождался возгласами одобрения, а по поводу каждого промаха в мой адрес отпускались не слишком лестные замечания. К сожалению, промахов было больше, чем удачных выстрелов: я горячился и частенько позорил отлично работавшего Чарлика.
Но вот под самой деревней, в каких-нибудь ста шагах от «зрителей», спаниель прихватил против ветра и стал осторожно подводить меня к птице. Я уже ясно видел ту точку, на которой сосредоточил внимание Чарлик, и ждал оттуда взлета бекаса. Внезапно собака, как бы что-то причуяв в стороне, сделала резкий поворот вправо, но сразу выправилась и снова повела по прямой. И сейчас же впереди вылетел бекас и вслед за ним справа — второй. Я выстрелил по первому, повернулся под прямым углом и уже на излете поймал на мушку вторую птицу. Оба бекаса шлепнулись в траву, а Чарлик, подобрав их одного за другим, с двумя птицами в зубах на глазах у «публики» гордо направился ко мне.
Эффект был полный. Чтобы не портить впечатления, я отозвал собаку и пошел дальше.
24 августа
Завтра уезжаем. Кончается срок нашего отпуска, отдохнувшие и загорелые, мы возвращаемся в Москву. Наши собаки также отлично провели этот месяц, и, хотя порядком поубавились в весе, зато их мускулатура окрепла и, как говорят кинологи, сейчас они находятся в «рабочей кондиции».
Последний раз идем на охоту. По совету местного охотника мы еще с ночи отправились к старому, дремучему бору, в здешнюю так называемую «тайгу». Там, в моховых болотах, водятся глухари, и охотой на эту древнюю, сохранившуюся с времен каменного века птицу мы решили закончить наш августовский сезон.
Хорошо ночью в лесу. Неподвижно стоят по сторонам огромные сосны, чист и звучен воздух, таинственные шорохи окружают нас.
Причудливые формы принимают ночью кусты и деревья. Куст можжевельника похож на какое-то сказочное чудовище, готовое к прыжку. Оно тянет вперед свои цепкие лапы и, кажется, вот-вот схватит нас.
На рассвете пришли к цели. Большие моховые болота чередуются с массивами ягодника. На десятки километров тянется этот дремучий, трудно проходимый бор.
Собаки работали активно. Временами они прихватывали свежие наброды, начинали разбирать следы, но птицы не было. Только отдельные найденные нами пепельно-бурые перья говорили о недавнем пребывании глухарей.
Часа через два спаниелям, наконец, удалось напасть на свежий, еще «горячий» след бегущего мошника. Собаки сразу преобразились. Быстро работая хвостами, обнюхивая след и прихватывая верхом, они мчатся вперед, через сплошное море папоротника и ягодных кустов. Мы едва поспеваем за собаками.
След выводит на небольшую травянистую полянку. За ней — сплошной стеной мелкий ельник, в который, очевидно, и побежал мошник. Если глухарь забежит в ельник и поднимется там, то уйдет без выстрела. Но собаки предупреждают маневр мошника.
Чарлик, а за ним Лайма и Кармен изменили направление. Они бросились в сторону и, делая круг, опередили бегущую птицу. Дези, Дэли и Лойка напирают на глухаря с тыла.
Глухарь взят в клещи. И сейчас же впереди, в ельнике, мы слышим шумный взлет птицы и азартный лай спаниелей, предупреждающий нас о том, что мошник поднят на крыло.
Шагах в тридцати от нас, часто работая могучими крыльями, вылетает на поляну старый глухарь. Четыре выстрела сливаются в один. Лесной великан с силой ударяется о землю.
Вихрем понеслись собаки к упавшей птице. Чарлик и Кармен первые схватили глухаря и, грозно рыча, не желая уступать его друг другу, потащили гиганта к нам.
Утром, сняв палатку и изрядно нагрузившись походным имуществом, мы покинули гостеприимный край.
Через два дня нас снова встретила родная Москва. Месяц, проведенный на природе, разнообразная охота по птице со спаниелями, богатейшие впечатления, полученные на охоте, дали нам такую зарядку, которой вполне хватит до новых охотничьих путешествий в будущем году во время отпуска.
1953 г.